Роман (1956)
Встреча читателя с рассказчиком происходит в
амстердамском баре под названием «Мехико-Сити». Рассказчик, бывший
адвокат, имевший в Париже обширную практику, после переломного периода в
своей жизни переселился туда, где его никто не знает и где он старается
отрешиться от своих подчас тяжелых воспоминаний. Он очень общителен и
использует бар в некотором роде в качестве храма, где знакомится с
понравившимися ему людьми, рассказывает им о своей жизни, о своих
прегрешениях и почти всегда добивается того, что его собеседники
отвечают ему откровенностью на откровенность и исповедуются так, как
исповедались бы своему духовнику.
Жан-Батист Клеманс, так зовут бывшего адвоката,
раскрывается перед читателем, как перед одним из своих ежедневных
собеседников. Работая в Париже, он специализировался на «благородных
делах», на защите вдов и сирот, как говорится. Он презирал судей и
испытывал чувство удовлетворения оттого, что брался за правое дело. Он
зарабатывал себе на жизнь благодаря словопрениям с людьми, которых
презирал. Клеманс пребывал в лагере справедливости, и этого было
достаточно для его душевного спокойствия. В своей профессиональной
деятельности он был безупречен: никогда не принимал взяток, не унижался
до каких-нибудь махинаций, не льстил тем, от кого зависело его
благополучие. Наконец, никогда не брал платы с бедняков, слыл человеком
щедрым и действительно был таковым, извлекая из своей филантропии
определенные радости, не последнее место среди которых занимала мысль о
бесплодности его даров и весьма вероятной неблагодарности, которая за
ними последует. Он называл это «вершиной благородства», даже в житейских
мелочах ему всегда хотелось быть выше других, поскольку, лишь
возвышаясь над другими, возможно добиться «восторженных взглядов и
приветственных криков толпы».
Однажды вечером Клеманс, очень довольный истекшим
днем, шел по мосту Искусств, совсем пустынному в тот час. Он
остановился, чтобы посмотреть на реку, в нем росло ощущение собственной
силы и завершенности. Вдруг он услышал позади себя тихий смех, однако,
оглянувшись, никого поблизости не увидел. Смех шел ниоткуда, Сердце его
колотилось. Придя домой, он увидел в зеркале свое лицо, оно улыбалось,
но улыбка показалась Жану-Батисту какой-то фальшивой. С тех пор ему
чудилось, что время от времени он слышит этот смех в себе. Тогда-то все и
началось.
Клемансу стало казаться, что какая-то струна в нем
разладилась, что он разучился жить. Он начал явственно ощущать в себе
комедианта и понимать, что изо дня в день лишь одно волновало его: его
«я». Женщины, живые люди, пытались ухватиться за него, но у них ничего
не получалось. Он быстро их забывал и помнил всегда только о себе. В
своих отношениях с ними он руководствовался лишь чувственностью. Их
привязанность его пугала, но в то же время он ни одну из женщин не хотел
отпускать от себя, одновременно поддерживая по нескольку связей и
многих делая несчастными. Как Клеманс осознал позже, в тот период жизни
он требовал от людей всего и ничего не давал взамен: он заставлял многих
и многих людей служить ему, а их самих как будто прятал в холодильник,
чтобы они всегда были под рукой и он мог ими воспользоваться по мере
надобности. При воспоминании о прошлом стыд жжет его душу.
Однажды в ноябрьскую ночь Клеманс возвращался от
своей любовницы и проходил по Королевскому мосту. На мосту стояла
молодая женщина. Он прошел мимо нее. Спустившись же с моста, он услышал
шум рухнувшего в воду человеческого тела. Затем раздался крик. Он хотел
побежать на помощь, но не смог пошевелиться, а потом подумал, что уже
слишком поздно, и медленно двинулся дальше. И никому ни о чем не
рассказал.
Его отношения с друзьями и знакомыми внешне
оставались прежними, но понемножку расстраивались. Те все так же
восхваляли его чувство гармонии, однако сам он ощущал в своей душе лишь
сумятицу, казался себе уязвимым, отданным во власть общественного
мнения. Люди казались ему уже не почтительной аудиторией, к которой он
привык, а его судьями. Внимание Клеманса обострилось, и он открыл, что у
него есть враги, а особенно среди людей малознакомых, ибо их бесило его
поведение счастливого и довольного собой человека. В тот день, когда он
прозрел, он почувствовал все нанесенные ему раны и сразу лишился сил.
Ему казалось, что весь мир принялся смеяться над ним.
С того момента он стал пытаться найти ответ на эти
насмешки, которые на самом деле звучали внутри него. Он стал эпатировать
слушателей своих публичных лекций по юриспруденции и вести себя так,
как никогда бы не позволил вести себя прежде. Он распугал всю свою
клиентуру.
С женщинами ему стало скучно, поскольку он больше с
ними не играл. Тогда, устав и от любви, и от целомудрия, он решил, что
ему остается предаться разврату — он прекрасно заменяет любовь,
прекращает насмешки людей и водворяет молчание, а главное, не налагает
никаких обязательств. Алкоголь и женщины легкого поведения давали ему
единственное достойное его облегчение. Затем на него напала безмерная
усталость, которая и до сих пор его не оставляет. Так прошло несколько
лет. Он уже думал, что кризис миновал, однако вскоре понял, что это не
так, крик, раздавшийся на Сене в ту ночь за его спиной, не умолк и при
любом удобном случае напоминал о себе даже после переезда Клеманса в
Амстердам.
Однажды в баре «Мехико-Сити» он увидел на стене
картину «Неподкупные судьи» Ван Эйка, украденную из собора св. Бавона.
Хозяину обменялее на бутылку джина один из завсегдатаев его заведения.
Эту картину разыскивала полиция трех стран. Клеманс убедил запуганного
хозяина отдатьее ему на хранение. С тех пор картина находится в его
квартире, он рассказывает о ней всем своим собеседникам, и каждый из них
может донести на него. Подсознательно к этому он и стремится, чувствуя
свою неискупимую вину перед той девушкой, которую он не спас, понимая,
что теперь уже никогда не представится возможность вытащитьее из воды. А
тяжесть на сердце останется с ним навсегда. |
